«Оставляют лишь пепелище...»

[tenka-bsr]

Название: «Оставляют лишь пепелище...»
Автор: Aone
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Акэти Мицухидэ/Нохимэ *мелькают также оба с Нобунагой*
Жанр: Скорее ангст) И немного черного романса
Тема: Угли
Предупреждения: Игры с историческими фактами - красной нитью.
Дисклеймер: Все принадлежат CAPCOM, автор одолжил ненадолго


- Госпожа, вам нравится этот алтарь? Прикажите – и он будет лишь для вас. Думаю, ваш супруг не откажет.
Видно, что ей отвратительны и эти слова, и хлюпающие звуки, с которыми лезвие рассекает плоть. Что в кои веки этой воистину железной женщине хочется закрыть лицо рукавом, спрятаться за одним из обгорелых столбов или просто выстрелить в воздух – лишь бы не слышать стонов добиваемых людей и потрескивания пожирающего балки пламени.
Закончив с одним, Акэти убирает со лба некогда белую прядь, сейчас тяжелую от крови. На щеке остается влажный след, но генерал как будто не замечает его: это совсем не страшно – кровь освежает. Небрежный взмах косы – слишком смелый раненый сохэй окончательно отправляется на перерождение, расставшись с головой. Смех рвется наружу сам собой – кто бы мог подумать, что можно зайти так далеко, и никакого гнева богов и Будд на нас не обрушится…
- Мои мысли об алтаре безумны, Китё? Но разве мы не безумны, оскверняя сейчас святое место? – поле боя для него сейчас где-то не здесь, побоку: добивая оставшихся монахов неприступного Хонгандзи, Акэти ведет светскую беседу.
Белеют тонкие пальцы, сжимающие рукоять. Кажется, еще пара мгновений – и она, потрясенная, направит оба пистолета в лицо своему мнимому союзнику. Лишь бы не слышать его и не думать о том, что сотворила армия Овари.
Отрадно знать, что ты этого не сделаешь. Что непременно возьмешь себя в руки. Я ведь слишком люблю тебя – такую.
Едва слышный хруст перерубаемой кости. Грохот обвалившихся ворот – они так долго держались…
- Говоря о святых, мне вспоминается одна история, услышанная в детстве, - он наконец-то застывает посреди бывшего церемониального зала: высокий, бледный, окровавленный, с шальными глазами, - Об одном излишне любопытном воине, желавшем встать на путь добродетели и узнать, как можно быстрее достичь просветления…Нет, он не принял постриг – он слишком много воевал.
Пепел оседает на ее рукавах. Взгляд – еще не остывшие под ногами угли. Ты в бешенстве, Китё. Ты хочешь, чтобы все это было сделано молча – потому что не знаешь, сможешь ли принять того, кто отдал приказ не щадить ни одной живой души в этом монастыре. Слушай…
-…Воин этот прослышал о мудреце-отшельнике, отличавшемся святостью и жившем в двух провинциях пути, в горах. Он нашел мудреца, склонил перед ним голову и спросил: «Святой человек, возможно ли мне достичь просветления?» И мудрец сказал: «Вот тебе мой ответ – отринь обуревающие тебя страсти. Не убивай живое для своего стола, не спи безудержно с женщинами, а возьми в руку бамбуковый посох и надень гэта грубого дерева. И иди по самой заброшенной горной дороге, прощупывая ее перед собой посохом – сквозь огонь и воду, не останавливаясь и не оглядываясь…
Среди горелых развалин спокойный, чуть вкрадчивый голос звучит жутко. Будто пришел поприветствовать гостей местный дух, обитавший здесь с незапамятных времен.
Пепел – все, что осталось от сгоревшей плоти - стекает меж пальцев.
- А когда гэта придут в негодность, бамбуковый посох рассыплется в щепки, глаза же твои иссохнут, не в силах обронить ни слезинки, познаешь ты свободу от чувств. Тогда обретешь ты просветление. Может быть. Ты знаешь, что сделал воин, услышав эти слова, Китё?
У нее на лице – уже не отвращение, а недоверие. Но не то, злое, а давно забытое, почти детское. Когда-то давно дочка даймё глядела так на прибывшую из Овари пышную свиту. Кажется, в ней тоже состояли монахи…
Наполовину погрязшие в углях четки приятно хрустят под ногой.
- Он взял свой меч, Китё. И только. А потом пошел по самой заброшенной дороге, вытерев кровь о траву и не вняв совету мудреца. И правильно сделал – ибо это был плохой мудрец.
Запах гари щекочет ноздри. Нынче он – гуще. Нынче пепел древесины смешивается с пеплом от костей и мяса. И тот, и другой серебрят красивую прическу. А красавице уже все равно.
- Они все были плохими мудрецами, - Акэти медленно проводит серыми от пепла пальцами по щеке, все еще делая вид, что не смеет коснуться другого лица. Вот что страшно, госпожа моя. Они никогда не поймут того, что понял тот воин. Мы сами творим себе наше просветление и наших богов.
Голос теперь едва слышен.
- Позволь же показать тебе мое божество, Китё.
На пепелище храма Хонгандзи первый генерал Короля Демонов, на глазах у многих и многих воинов, опускается на колено перед супругой своего господина, прижимая край обгоревшего подола к губам.
Кажется, в этой местности давно не возлагали подношения ками.